— Как вы об этом узнали?
— Дело в том, что я видел труп в морге. Все пожитки лежали на столе у него в ногах. Удостоверение личности, которое достали из-под подкладки пиджака, уже отослали французскому консулу. Денег при нем не было ни сантима.
В течение нескольких секунд Гродек пристально разглядывал Латимера, потом встал и направился опять к шкафчику.
— Давайте выпьем еще по одной, мсье?
Он налил в стаканы виски, потом содовой и, вручив Латимеру стакан, торжественно сказал:
— Предлагаю тост, мсье. Давайте с вами выпьем за английскую детективную литературу!
Латимер уже поднес стакан к губам, когда вдруг Гродек, который вначале сделал то же самое, поперхнулся и, поставив стакан, достал носовой платок. К своему удивлению, Латимер обнаружил, что Гродек заливается смехом.
— Простите, мсье, — выдохнул он наконец, — но у меня мелькнула одна мысль, которая и вызвала этот приступ смеха. — Секунду помедлив, он продолжил: — Я представил себе, как наш друг Питерс угрожает вам пистолетом. Ведь он боится даже прикасаться к огнестрельному оружию.
— По-видимому, ему удалось сделать значительные успехи и преодолеть свой страх, — сказал Латимер раздраженно, чувствуя, что хозяин над ним потешается, и не понимая, какой он дал для этого повод.
— Наш Питерс умница, — смеялся Гродек, похлопывая Латимера по плечу. Видно было, что к нему вернулось хорошее настроение. — Об одном только прошу, милейший, ради Бога не обижайтесь на меня. Сейчас мы с вами отобедаем, и, надеюсь, обед, приготовленный Гретой — а она великолепная кухарка, — вам понравится. Могу вас также порадовать, я не пью швейцарских вин. А потом мы поговорим с вами о Димитриосе и о том, сколько неприятностей доставил мне этот человек в Белграде в 1926 году. Ну как, вы довольны?
— Премного вам благодарен за такое ко мне отношение.
Он думал, что Гродек опять расхохочется, но тот вдруг почему-то стал торжественно серьезен.
— Мне ваш визит доставил огромное удовольствие, месье. Дело в том, что Питерс — один из моих самых хороших друзей. Вы мне также очень понравились, мсье. Меня здесь редко кто навещает. — Он секунду колебался. — Разрешите мне дать вам один дружеский совет, мсье?
— Пожалуйста.
— Если бы я был на вашем месте, мсье, я бы поймал нашего друга Питерса на слове и поехал в Париж.
Латимер до такой степени оторопел, что с трудом выговорил:
— Да я, право, не знаю…
И тут в комнату вошла экономка.
— Обед готов! — радостно воскликнул Гродек. — Идемте к столу.
У Латимера была потом возможность спросить Гродека, почему он дал ему этот «дружеский совет», но он узнал столько интересного, что совершенно забыл об этом пустяке.
Люди по опыту знают, что нельзя доверять своему воображению. Но, удивительное дело, иногда вымысел находит себе фактическое подтверждение. Для Латимера те несколько часов, что он провел с Владиславом Гродеком, были самыми странными в его жизни. Свои впечатления от этого разговора он выразил в большом письме к Марукакису, начатом в тот же день вечером, когда каждое слово было еще свежо в его памяти, и законченном на другой день, в воскресенье.
«Дорогой Марукакис!
Я обещал написать вам, если мне повезет и я узнаю что-нибудь новое о Димитриосе. Наверное, вы удивитесь — да я и сам удивляюсь этому, — но я действительно узнал кое-что интересное. Впрочем, я все равно бы написал вам, чтобы еще раз поблагодарить за ту помощь, которую получил от вас в Софии.
Вы, вероятно, помните, что, простившись с вами, я собирался поехать в Белград. И вот пишу это письмо из Женевы. Почему, быть может, спросите вы?
Дорогой мой, мне хотелось бы знать это самому. Но пока я не нашел ответа. Дело в том, что здесь, в Женеве, живет человек, на которого Димитриос работал во время своего пребывания в Белграде в 1926 году. У этого человека, бывшего профессионального разведчика, я был сегодня в гостях и разговаривал с ним о Димитриосе. Расскажу вкратце, как мне удалось на него выйти. Конечно, требовалась рекомендация, которую я неожиданно получил от лица, имеющего на меня какие-то виды. В чем тут дело, я пока еще не разобрался, но думаю, что постепенно все это выяснится. Меня, конечно, эта загадочность очень раздражает. Но давайте вернемся к Димитриосу.
Вы когда-нибудь верили в существование так называемого супершпиона? С полной определенностью могу заявить, что я в это не верил. Но после сегодняшней встречи знаю, что такие люди есть. Всю вторую половину дня я провел с одним из них. Поскольку не могу сказать, кто он, буду в лучших традициях шпионской литературы называть его просто Г.
Слово „супершпион“ я употребляю по отношению к Г. (он, кстати, сейчас уже ушел от дел) в том смысле, в каком мой издатель говорит об одном печатнике „спец“. Г. руководил большой сетью агентов, и его деятельность (разумеется, не всегда) была в основном организаторской и направляющей.
Теперь мне ясно, какую чепуху говорят и пишут люди о шпионах и шпионаже. Но мне кажется, лучше всего, если я начну свой рассказ так, как это сделал Г., когда беседовал со мной.
Он напомнил мне слова Наполеона о том, что во всякой стратегии главным является фактор внезапности. Надо сказать, Г. любит цитировать Наполеона. Несомненно, об этом факторе знали и другие завоеватели: Александр Македонский, Гай Юлий Цезарь, Чингисхан или Фридрих Прусский. Додумался до этого, кстати, и Фош. Но вернемся к тому, что говорил Г.
Война 1914–1918 годов, говорил Г., показала, что в будущей войне (неправда ли, звучит очень обнадеживающе?) в результате всевозрастающей ударной силы и мобильности армии, авиации и флота главную роль будет играть безусловно фактор внезапности. По-видимому, войну выиграет тот, кто нападет на противника тогда, когда он этого не ожидает. Следовательно, первейшая необходимость состоит в том, как найти средства защиты против внезапного нападения, то есть знать о нем, когда война еще не началась.