Маска Димитриоса - Страница 36

Он вышел из ванны и начал вытираться полотенцем.

Мистер Питерс также требовал разъяснения. Попробуй выброси его из головы — да тех, кто мог это сделать, раз, два и обчелся, тем более что надо было, сидя за рабочим столом, писать новую книгу. Самое же привлекательное было в реальности убийства — это не то дистиллированное убийство из детектива, когда был труп, были улики, были подозреваемые в убийстве, — нет, здесь самому шефу полиции не оставалось ничего другого, как, пожав плечами, умыть руки и предать разлагающийся труп земле. В том-то все и дело, что Димитриос был такой же осязаемой, вызывающей любовь или ненависть фигурой, как Прудон, как Монтескье, как Роза Люксембург, а не одним из тех картонных героев, которые заполонили детективы. Когда вы создали вымышленный мир для тех, кто хочет убежать от действительности, вы ведь можете и сами с комфортом расположиться в нем. Но при этом всегда есть тонкая, как бумага, перегородка, отделяющая ваш мир от действительности: проткните ее, и вы окажетесь в том страшном мире, в котором вы живете.

Латимер начал одеваться, бормоча: «Ну и хорошо, и прекрасно! Поезжай в Женеву, брось начатую работу. А почему? Да потому, что ты обленился, а лентяи вечно заняты всякой чепухой. Заруби себе на носу, милейший, что автор детективов никак не связан с действительностью, кроме некоторых технических подробностей, как-то: законы баллистики, медицина, юридические законы. Надеюсь, ясно. Так что хватит нести всякий вздор».

Он побрился, собрал вещи и, спустившись вниз, осведомился у дежурного о расписании поездов на Афины. Тот начал листать книжку, ища нужную страницу. Латимер молча наблюдал, как он это делает, и вдруг у него вырвалось:

— А что, если бы я поехал отсюда в Женеву?

На другой день вечером Латимер получил письмо со штампом почтового отделения в Шамбеси. Это был ответ на посланные им Гродеку письма — свое и Питерса. Письмо было на французском.

...

«Вилла „Акации“, Шамбеси, пятница.

Дорогой мистер Латимер!

Я буду очень рад, если вы приедете ко мне завтра. Мой шофер заедет за вами в отель в 11–30.

Пожалуйста, примите мои уверения в глубоком к вам уважении.

Гродек.»

Шофер прибыл минута в минуту и, отсалютовав Латимеру, точно он был генерал, жестом пригласил его в машину, огромный шоколадного цвета автомобиль. Потом сел за руль, и машина быстро помчалась под моросящим дождем, точно они уходили от погони.

Латимер с интересом разглядывал внутренность автомобиля. Он был отделан дорогими породами дерева и слоновой костью, подушки были из кожи и очень удобные — короче, все говорило о богатстве, о том, что денег тут — куры не клюют. Если веришь мистеру Питерсу, деньги эти были получены за темные шпионские дела. Странно, но Латимер почему-то не обнаружил никаких следов этих дел, осматривая машину. Ему было очень интересно знать, каким был из себя герр Гродек. Опять ему пришла в голову странная мысль, что он, должно быть, старец с седой испанской бородкой. Питерс говорил, что он по национальности поляк, большой любитель животных и чудесный человек, в полном смысле этого слова. А вдруг в действительности он окажется отвратительным субъектом? Кстати, любовь к животным вообще ничего не доказывает: нередко страстные любители животных искренне и глубоко ненавидят все человечество. Кроме того, ведь может так случиться, что профессиональный шпион, работавший на многие разведки и, следовательно, не испытывавший никаких патриотических чувств, возненавидел весь белый свет, не так ли?.. «Опять в голову полезли всякие глупости», — подумал Латимер.

Некоторое время они ехали по шоссе вдоль северного берега озера, но у Преньи свернули налево и стали подниматься вверх по пологому холму. Проехав с километр, они еще раз повернули налево и поехали по узкой просеке в сосновом бору. Когда машина подъехала к железной ограде, шофер вышел из машины и открыл ворота. Потом, проехав по дорожке, они повернули направо и оказались у большого, неприветливо глядевшего загородного дома.

Деревья росли довольно далеко от дома, и, сидя в машине, Латимер увидел внизу, в долине, за пеленой снега с дождем маленькую деревушку и возвышающуюся над ней деревянную колокольню церкви. Еще дальше, за деревней, серело озеро, по которому, оставляя за собой белый след, шел пароход в Женеву. Латимер видел озеро летом, и сейчас оно произвело на него особенно мрачное и тоскливое впечатление. Такая тоска охватывает вас в театре, когда там нет представления: декорации убраны, занавес поднят и в мертвенном свете ртутных ламп сцена лишена своего обычного очарования.

Шофер открыл перед ним дверцу, и он пошел к дому.

Дверь ему открыла полная улыбающаяся женщина, по-видимому экономка, и пригласила его войти.

Он оказался в небольшой прихожей: слева была вешалка, на которой висело несколько пальто — мужских и женских, на полке лежало несколько шляп, на полу — моток альпинистской веревки, а в углу стояли лыжные палки. К стене справа были прислонены три пары хорошо смазанных лыж.

Экономка взяла у него пальто и шляпу и, открыв перед ним дверь, впустила его в большую комнату.

Комната напоминала деревенский трактир: вверху вдоль стен шла галерея, на которую можно было подняться из зала по лестнице; в огромном камине горел огонь; на полу из сосновых досок лежал ковер. В комнате было очень чисто и тепло.

Улыбнувшись, экономка сообщила, что герр Гродек сейчас спустится вниз, и ушла. Латимер направился к креслам, стоявшим у камина. Вдруг раздался слабый шум, и Латимер увидел, как на спинку одного из кресел взобрался сиамский кот и с явной враждебностью стал щурить на него свои голубые глаза. Тотчас к нему присоединился второй. Выгнув спины, они наблюдали за Латимером. Не обращая на них внимания, Латимер сел в одно из кресел. В наступившей тишине слышно было, как потрескивали дрова в камине. Вдруг на лестнице послышались шаги.